на которой покоилась вся существующая уверенность человека.
(Джанни Франчесетти)
История, рассказанная клиентом
"Я летаю много и часто и относился к перелётам как к поездке на троллейбусе. Наблюдая, как другие с волнением и тревогой переживают перелёт я внутренне недоумевал, и с пренебрежением и сарказмом относился к их переживаниям. Я думал: "Вот странные люди, чего бояться, что психовать то?". В один из перелётов всё было, как всегда, и ничто не предвещало опасности, но когда мы уже взлетели и самолёт набрал высоту, я вдруг почувствовал, что я теряю опору с полом, я практически не дышал, голова немного стала кружиться. Меня стало потряхивать. Я перестал видеть людей, даже тех, кто со мной находился рядом. Меня охватила паника. Я хотел бегать по самолёту и кричать: «Господи, остановите меня, помогите мне, я сейчас сойду с ума!». Я хотел вырваться из самолёта наружу. Время для меня остановилось и мне казалось, что это будет продолжаться вечность. Меня трясло, и паника нарастала. Я начал себя стыдить: «Какой стыд, все увидят, что я сошёл с ума, про меня будут говорить, что я стал сумасшедшим, и меня поместят в психушку». Как я выбрался, из этого состояния, я не очень помню, помню только, что я начал замечать себя в момент, когда почувствовал, что я сильно пропотел. Я начал глубоко дышать и озираться, не заметил ли кто, что со мной сейчас произошло".Марк 43 года, специалист в области консалтинга. Женат, вполне доволен отношениями с женой. Без детей. Его родители живут в небольшом городе далеко от Москвы. Марк их навещает и помогает им.
Когда Марк первый раз пришёл на терапевтическую встречу, он выглядел встревоженным, напряженным, при этом держался очень прямо. В его способе изложения истории была характерная особенность: он рассказывал свою историю в весело-провокативной манере, при этом резко замолкал и телесно замирал, когда начинал волноваться.
Начало терапии было посвящено признанию того факта, что клиент был вынужден пережить физически и психически трудный опыт, который потряс его настолько, что Марк решил обратиться за помощью. После эпизода панической атаки у него появилась насторожённость по отношению к телесно-эмоциональным сигналам тревоги, усилились страхи.
Процесс терапии был также сфокусирован на поддержке клиента в текущей жизненной ситуации, когда он живёт и переживает и себя и жизнь несколько иначе, чем до эпизода. Причём в фокусе работы наряду с настойчивым актуальным воспоминанием о пережитом паническом эпизоде, была и текущая ситуация терапевтического разговора здесь-и-сейчас.
Терапевт делал интервенции, которые были направлены на возможность организации и получения базовой поддержки и самоподдержки для того, чтобы Марк был способен восстановить себя и осознавание - то есть регистрацию телесных и когнитивно-эмоциональных процессов на фоне растущего возбуждения, естественно сопровождающего любой житейский эпизод, любой интерес. Например, он начал гораздо сильнее нервничать, когда кто-либо или он сам опаздывал. В присутствии терапевта Марк учился замечать самое начало появления сигналов бедствия, то есть приближающейся панической атаки.
Марк регистрировал телесные сигналы, которые в слабой форме продолжали появляться и после ситуации в самолете: появление странной лёгкости в теле, переходящее в головокружение, и потеря чувства собственной тяжести и прочности в ногах, ощущение потери основы под ногами в стоянии на земле. В восприятии появлялось пугающее Марка ощущение воздушного пространства между ногами и землёй, некоторого онемения и парадоксального чувства прозрачности тела.
Одновременно с регистрацией телесных сигналов тревоги Марк смог фокусировался на регуляции некоторых телесных ощущений, поддающихся доступному контролю.
Он опирался также на важный для него и очень сильный мотив овладеть ситуацией и восстановить внутренний контроль. Ведь потеря ощущения контроля над ситуацией была для него одним из основных триггеров запуска панических атак. Ему понравилась инструкция: давать внимание телесным микроощущениям и микросигналам.
Существенными в его внутренней картине растущей паники симптомами были: потеря телесной чувствительности и ощущения "я дышу", приводившего к действительным задержкам дыхания, поверхностному почти незамечаемому дыханию. "Я чувствовал себя скованным и недвижимым. В этой скованности была невозможность что то менять, как в коматозе, в застывании. Я не мог ВООБЩЕ ничего делать, не мог двинуться. При этом мысли проносились с бешеной скоростью. Во внутренней картинке происходящего я представлял себя бегающим по самолету с криками: Остановите меня! Или дайте мне выпрыгнуть! Было нестерпимое стремление вырваться из этого пространства".
Можно заметить, что клиент переживал себя беспомощным и немощным во взаимодействии организм/среда, среда при этом переживалась им могущественной, непредсказуемой. "Я один, совсем один, опереться не на что: среда недоступна, не к кому и не к чему обратиться. Я вижу окружающий мир, но он недоступен для моих прикосновений, как через плотное воздушное пространство".
На этом этапе важным для Марка оказалась возможность получения физиологической, сенсомоторной, а также эмоциональной поддержки и самоподдержки в контакте организм/среда. Распознать возбуждение, затем выдержать его рядом с терапевтом, затем дать ему название, например, это может быть печаль или радость или желание укусить кого-то, и затем сообразить, к кому или чему во внешнем мире направлена эта интенция. Он заинтересовался своими эмоциональными процессами: раньше он не придавал значения тому, что с ним происходит, если не чувствовал что-то из ряда вон: боль, ярость, влюбленность.
Другой процесс в терапии был связан с работой со стыдом, который очень болезненно переживался клиентом. " Я нахожусь в состоянии, за которое мне стыдно. "Ты же профессионал!-, говорил я себе, - ты добился успехов, так кто же ты после этого, раз не справляешься со своими волнениями! Какой ужас, я не переживу стыда оказаться в психушке!".
Помимо обсуждения стыда и страха сумасшествия как потери контроля над собой, потери лица в глазах других людей - возможных свидетелей "сумасшествия", часть терапии была посвящена работе с детской историей клиента. Кто и как разделял в детстве его страхи? Мог ли он пожаловаться кому-то и получить понимание и утешение?
Оказалось, что в детском опыте Марка не было достаточно стабильной фигуры, мамы или папы, кого-то, кто мог бы помогать мальчику в распознавании сильного возбуждения: страхов, горя, жалоб и прочего. Его родители были недоступны и давали сообщения о том, что мальчик должен справляться сам. Его страхи матерью скорее атаковались и оценивались раздраженно и негативно: "Какая ерунда, чего бояться-то!". А отец был отстранён и просто приказывал: "Все, прекрати!"
В детской истории клиента есть опыт переживания в одиночестве достаточно сильного волнения, которое трудно переживать одному, опыт затапливающего острого переживания. А также опыт недоступности в подобной ситуации окружающих близких. Тогда ребёнку приходится ради сохранения отношений отказываться от части своих потребностей, делать самоостанавливающие действия, и даже, как в случае Марка, самому начать заботиться о себе и окружающих.
Соответственно важной задачей терапии для человека, имеющего такой паттерн, становится поиск подходящей формы - при помощи реального или воображаемого посредника, игровой ситуации по мотивам детства или актуального настоящего, а также прямо в отношениях с терапевтом - для того, чтобы восстановить возможность осознавания и удовлетворения потребности в контактах с другими: с мамой, с папой, братом, и другими.
То есть в саморегуляционной системе присутствует двоякий процесс: слишком сильное возбуждение вызывает стыд из за невозможности его по человечески обработать, назвать, оно как бы захлестывает, это переживается физиологически, и срабатывает механизм торможения через стыд. И с другой стороны, буквально присутствует опыт стыжения родителями за предъявление сильных переживаний.
Часть работы была связана с обдумыванием актуального жизненного кризиса, захватывающего период в несколько лет. Панический эпизод произошёл в период многочисленных командировок, большого количества работы и заработков, когда Марк переживал большую ответственность за длительный проект и многочисленные обязательства, который осуществлял по отношению к родителям, жене.
"Схватившись за этот проект, я оказался ребёнком, которому дали большую красивую игрушку, я был в радости и восторге... И не отдавал себе отчета в том, что объём необходимых действий окажется трудным для моих физических возможностей, я просто по привычке с двадцатилетнего возраста не задумался об этом в свои 40 лет. Нагрузка, с которой приходилось справляться, была огромной, и совершенно не под силу ребёнку, который радовался тому, как все здорово, интересно и круто, получив этот проект".
Оказалось, что при заключении контракта на длительную и трудную работу, клиент привычно не продумал весь объём физических и психологических ресурсов, которые необходимы для реализации. Он думал о других людях, о своём статусе, но не подумал о себе. Он как бы по инерции заботился о том чтобы быть нужным, полезным и эффективным в любой момент, "как МЧС". "Как так происходит, что я часто мало уделяю внимания самому себе? Я затрудняюсь определить, что я хочу и чего не хочу..."
Марк часто в жизни замечал мотив: "Я делаю все сам, справляюсь и опираюсь только на себя". В терапии обсуждались ситуации возможного взаимного обмена заботой с близкими. С женой. С друзьями. В актуальном контакте с терапевтом. Это был этап, связанный с экспериментированием.
"Кто может обо мне позаботиться? Кто компетентен в заботе обо мне? Есть ли кто то, кому я могу доверить помочь мне, кроме Железного человека из фильма "Железный человек"? Кому я могу делегировать часть - самую маленькую - моих обязанностей? "
Доверяю ли я вам? Как я могу оставаться живым и дышать полнее в вашем присутствии?
Марк учился осознавать себя и свои физиологические и психологические ощущения, побуждения, мотивы в контактировании с другими людьми, сохраняя опору на физиологический "фон"-дыхание, чувство тела и замечание событий ближайшей окружающей действительности, которые вызывают различные реакции.
К завершению терапии Марк стал достаточно чувствителен к динамике своего возбуждения. Он считает этот навык выгодным для себя, так как регистрация небольших событий психологической реальности позволяет ему ориентироваться в обстоятельствах и отношениях, не пропуская при этом свои чувства и потребности, а также определять, что он действительно считает хорошим сделать, то есть легче выбирать. По его словам, в реальном настоящем он чувствует себя достаточно уверенно для того, чтобы распознавать свои эмоциональные реакции. Мир стал переживаться им более безопасным и более привлекательным.
Марк осознал, что его новая внимательность к себе скорее увеличивает удовольствие от отношений с другими людьми. Он становится смелее и подвижнее.
Михаил Зотов
детский семейный психолог, гештальт терапевт
Страничка автора
Поломошнова Татьяна Николаевна - клинический психолог, практикующий гештальттерапевт, арт-терапевт,
Россия, Москва,
Институт Интегративной Гештальт-терапии(СПб):
тренер и супервизор, школа "Путь Зерна: психолог